Анна Ахматова:
Опять поминальный приблизился час...
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась
(Последняя с морем разорвана связь),
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Anna Ahmatova: A feledhetetlen óra árnya int
A feledhetetlen óra árnya int.
Látom, hallom, érzem, itt vagytok megint:
te is, ki gyötrődve ment az ablakig,
te is, ki idegenként volt akkor itt,
te is, ki csak ráztad szép fejed hetykén,
mondván: „Mint haza, úgy járok ide én.”
Mind neveteken kéne szólítani,
ámde listátokat senki nem leli.
Szövődött bennem szavakból bő lepel,
melyek tőlük akkor, ott hangzottak el.
Őket emlegetem mindig, mindenütt,
őket nem feledve kiáltok velük,
és ha majd bezárul elcsigázott szám,
min százmilliós népem jajszava száll,
hiszem, nekem is állít emléket tán
népem a temetési vigílián.
Ha valaha ebben az országban még
valamilyen emlékművet kaphatnék,
nem lesz ellenemre ily’ emlékezés,
de egy feltétellel – ne tegyék helyét
a tengernek partjára, hol szült anyám
(a tengerrel nincs kapcsolatom ma már),
se a cári kert panteonjainál,
ahol kopók vigasztalan árnya jár,
hanem ide, hol háromszáz órán át,
csak álltam, hol rám mindig zárt retesz várt.
Végül a gyönyörű halál majd segít
felejteni a dübörgő rab kocsit,
felejteni az ajtó csapódását,
és sebzett vadként az anyák sikolyát.
És mozdulatlan bronz-szememből a hó
olvadó patak lesz, könnyel áradó,
és a börtön-galamb zúg szerte tompán,
és jönnek a néma hajók a Néván.